Башенный кран как символ частного сопротивления

• Ирина Халип
• 1.02.2017, 14:21

Кранов на всех белорусов не хватит. Зато на Площади место найдется каждому.

Весной, когда витебский строитель-отделочник Дмитрий Столяров влез на башенный кран возле стадиона «Динамо», требуя от своих работодателей выплатить долги по зарплате, общество реагировало по-разному. Одни восхищались отчаянным поступком парня, другие говорили: «Нельзя выплачивать ему заработанное. Ведь если заплатить – все полезут на краны».

Дмитрию заплатили. Кстати, две строительные компании должны были ему в общей сложности 90 миллионов рублей. Представляете, сколько чертовой плитки уложил этот парень, если долг составил такую сумму? Это несколько месяцев тяжелой физической работы. Даже судебное решение в его пользу было, и все равно не платили. А зачем платить? Человек – это букашка, микроб, ничто, а у фирмы есть госзаказы, прикормленные откатами чиновники в исполкоме – и что эта букашка сможет сделать против круговой поруки?

А вот смог. И после высотного протеста деньги нашлись сразу. Не было – и вдруг откуда-то материализовались. «Доброжелатели» в Интернете - конечно же, анонимные – снова завывали: ну держитесь, сейчас начнется, полезут все, кому не лень. Такого рода предупреждения появлялись в комментариях на всех сайтах, где писали про Столярова. Почему-то подозреваю, что этим комментаторам платят государственные зарплаты.

И когда 31 января Галина Игнатович взобралась на кран в Лебяжьем, требуя компенсацию за уничтожение ее дома, я подумала: сейчас начнется. И началось: «да вы посмотрите на их хибару – это счастье, что им дали шанс в квартиры с удобствами переселиться»; «пусть спасибо скажут, что им три «двушки» взамен выделили, а не на помойку выселили»; «да они ж там всех подряд прописали, чтобы урвать побольше». Эти, активные, почему-то промолчали не только о том, что женщине с пенсией в 200 рублей предлагалось делать ремонт за собственные деньги и жить в «двушке» с бывшим мужем и его новой женой. Они почему-то умолчали и о том, что в Минске утром 31 января было очень холодно и ветрено. И что холод и ветер там, на высоте башенного крана, на площадке, продуваемой всеми ветрами, многократно усиливаются. Что это вообще очень страшно – лезть на кран. И единственное, что может толкнуть немолодого человека со слабым здоровьем на такой поступок, - отчаяние. Особенно если не знаешь, что с тобой будет через 5, 10, 30 минут, через час или два. Спрыгнешь вниз? Подстрелят с земли? Спустят силой и увезут в тюрьму? Или в психушку?..

Башенный кран стал символом частного сопротивления. И пусть не беснуются в Сети тролли: все прекрасно понимают, чего стоит такое решение. Чего стоит подняться по холодным скользким перекладинам. Стоять под порывами ветра и не знать, спустишься ты оттуда или полетишь вниз. И, главное, быть готовым к любому исходу.

Я сразу вспомнила историю, случившуюся шесть лет назад в южнокорейском Пусане. Там крановщица и профсоюзная активистка Ким Джин-сук, уволенная вместе с еще четырьмя сотнями рабочих из крупной судостроительной компании, узнала, что благодаря хитроумной «оптимизации» предприятия руководители немедленно повысили себе зарплаты и получили огромные бонусы. Переговоры и суды не принесли результатов. И тогда корейская крановщица решилась на невероятный шаг: она поднялась на башенный кран и заявила, что не покинет кабину до тех пор, пока рабочих не восстановят на работе. «Нам нужны не компенсации, а рабочие места», - говорила она.

Вы не поверите, но Ким Джин-сук прожила в железной клетке на тридцатипятиметровой высоте 309 дней. Почти 11 месяцев. К счастью, у нее был телефон на солнечной батарее, и все это время она выходила на связь с миром через Твиттер. Многие рабочие за это время смирились и согласились на компенсации – они не верили в победу маленькой отчаянной женщины.

Потом Ким Джин-сук рассказывала, что за эти месяцы у нее несколько раз возникало желание сдаться или вообще броситься вниз, чтобы не признать поражение. Выжить и выстоять ей помогла солидарность. Где-то в тамошних социальных сетях появилась идея «каравана надежды». Люди понимали, что Ким Джин-сук не должна оставаться одна. И, списываясь через Интернет, организовывали поездки к тому самому крану из разных районов Южной Кореи. Просто для того, чтобы постоять внизу, покричать «мы с тобой, держись!», помахать руками и сложить пальцы буквой V. Эта солидарность вместе с личным мужеством и спасли ее.

Ким Джин-сук влезла на кран в начале января, а спустилась на землю в конце ноября, когда руководство компании капитулировало и объявило, что восстановит на работе уволенных и компенсирует им вынужденный простой и все их расходы на оплату адвокатов и судебные издержки. Крановщица победила корпорацию. Частное сопротивление оказалось сильнее, чем гигантский юридический департамент компании. Простая человеческая солидарность «каравана надежды» – дороже, чем дивиденды и бонусы.

На башню человека гонит не поиск выгоды, а отчаяние. Это понимает даже власть. Перед этим отчаянием – когда уже все равно, - режим, который плюет на человека в принципе, испытывает мистический страх. Не зря же к Галине Игнатович приехал сам начальник ГУВД Барсуков, а ее родственников на машинах с мигалками к мэру Шорцу лично на переговоры доставили. Отчаяние – это то, против чего режим бессилен. Частное сопротивление не обвинишь даже в госдеповском финансировании. Оно прозрачное и чистое, бьющее в глаза.

За неделю до протеста Галины Игнатович, 25 января на другом конце планеты, в Вашингтоне, семеро активистов «Гринпис» тоже влезли на башенный кран. Там они повесили огромное полотно с одним-единственным словом: RESIST - «сопротивляйся».

Проблема в том, что на всех белорусов строительных кранов не хватит. Зато на Площади место найдется каждому. Она бесконечна, как Вселенная.

Ирина Халип, специально для Charter97.org