Кого же первого?

• Евгений Липкович
• 29.11.2013, 12:47

Есть план из семи пунктов. Меры непопулярные, не приятные мероприятия, могу сразу сказать.

Кто ее раньше знал, еще давно, когда она еще пигалицей была, совсем ничего не умела, не знала и крутила ручку черного арифмометра только из-за того, что нравилось, как щелкают цифры на дисках, рассказывали, что один раз ее послали в полк, квартировавший по соседству, а к ней там воспылал капитан, запер в особом отделе и, среди сверхсекретных карт укрепрайонов, мобилизационных планов, данных радиоперехвата и протоколов допросов предателей, принялся жарко шептать в нежное розовое ушко о важной миссии перед страной, о сжимающемся кольце врагов и невыносимом одиночестве.

Она не покраснела, и была бы не прочь завербоваться не только для секретной работы, но и вообще готова на многое, лишь бы не дышать изо дня в день спертым воздухом бухгалтерии, от которого падали мухи на белый подоконник, и отталкивала его руку лишь для приличия, но капитан распалился, стал называть ее Сашкой, порвал плиссированную юбку и она заорала так, что полковые учения начали на два часа раньше потому, что подумали, что это и есть сирена, по которой надо выступать.

- А они сами-то, где были? – спросила она у плотной бабы в зеркале, когда из кабинета убрался запыхавшийся вестовой, забрав с собой портфель. Она сломала сургуч на конверте из серой непромокаемой бумаги и прочла паническое требование, чтобы хоть кто-нибудь пришел, хоть кто-нибудь отчитался и признал, наконец, свою вину. – За чьими спинами они прятались?

Она кинула черный арифмометр в нижний ящик стола и спустилась в зал с березками и зубрами на стенах. Сразу, без лишних слов, вскинула руки к небу, и со стороны казалось, будто Господь любит ее. Но Он ее не любил, ибо стоило ей поставить подпись на какой-нибудь пустяковой, самой незначительной бумаге куры немедленно отказывались нестись, у коров пропадало молоко, свиньи дохли, рыба всплывала к верху брюхом, а соль переставала продаваться.

А она знала, что когда-нибудь ее будут терзать в этом зале, как мучали всех предшественников, и каждое утро, ровно в девять часов тридцать минут к ней в кабинет, отделанный темными панелями, тайно приходил тренер, и они репетировали, репетировали, бесконечно поднимая руки вверх.

- Вы зачем собирались под этой люстрой, годами просиживали в креслах, которые по вашей же прихоти меняли каждый сезон на новые? Вы пить чай здесь собирались с вишневым вареньем всю оставшуюся жизнь или как?

И те, кого вытащили из запасников Музея Государственности, перестали колупаться крючковатыми мизинцами в ушах, пытаясь очередной раз подцепить желтым ногтем воспоминая о славных временах – «тогда парады были настоящие, деточка, в парках играли оркестры, все люди были физкультурниками, а женщины – сестрами» - покраснели и надулись, как испуганные индюки.

- Вы думали, что официантки будут терпеливо ждать, когда вы, даже не соизволив застегнуть ширинки, закончите врать женам - «Дорогая, привалило много работы и придётся – видит бог, как мне этого не хочется, кто бы только знал! – придется, к сожалению, сегодня задержаться. Но долг, служба, ты у меня умница, все понимаешь. Кстати, со мной здесь Михал Владимирович, он тебе привет передает», - а потом, как ни в чем не бывало, вернетесь к задранному зеленому платью, поверх которого повязан накрахмаленный передник с вышитым национальным орнаментом?

И хрустальные висюльки на огромной люстре нежно засмеялись, подтверждая правоту ее слов.

- Да вы же сами штамповали всё подряд, не глядя, ставили подписи свои, где придется. Пачками штамповали, горами, тоннами, когда вас просили и когда не просили. Вы ловили … вы даже не ветер ловили, даже не дуновение, даже не сквозьнячок, а лишь намек, лишь малейшую возможность на него.

А каждый слушал и думал, что он-то точно ни в чем не виноват - «сам-то я, конечно, не читал бумаги, не силён в этом, я больше по практическим вопросам. Могу, конечно, при случае кулаком и не только по столу, если надо и в баньку, и на рыбалку, и на охоту, и венесуэльскую делегацию могу сопровождать, и с арабами, если чего, тоже могу, и с узкоглазыми ... Но вот тот, в пиджаке с блестящими пуговицами, с третьего ряда, тот, конечно, каждый ноль обнюхал, каждую запятую просмотрел, знает, что к чему, не пропустил, если что не так».

Она наслюнявила пальцы, потому что страницы слиплись, а они, оглушенные не могли пошевелиться.

- Есть план из семи пунктов. Меры непопулярные, не приятные мероприятия, могу сразу сказать. Никому они не нравятся, а мне особенно не нравятся. Кое-кто из нас много чего лишится, некоторые будут сидеть на кошачьих консервах всю оставшуюся жизнь, кого-то вынесут из этого зала ногами вперед. Но какая-то часть из нас сможет сохраниться.

И висюльки снова пропели нежный куплет.

- Это все, что у меня есть, - закончила она.

Словно ток высоковольтный пошёл по рядам, словно искра пробила, словно молния ударила в крышу и пахнуло озоном.

Значит, есть лазейка, есть надежда, что не меня вынесут отсюда, а соседа!

И они стали озираться по сторонам и гадать, кого же первого.

А она поднялась в кабинет, отделанный темными панелями, подмигнула плотной бабе в зеркале – «все в порядке, нас так просто, за здорово живешь, не возьмешь» - достала черный арифмометр из нижнего ящика стола, поставила на белый подоконник и принялась крутить отполированную ручку, рассеяно слушая, как щелкают перескакивая цифры на дисках и где-то далеко в образовавшей на кольцевой дороге пробке включила сирену «скорая помощь», требуя уступить дорогу.

Евгений Липкович, специально для charter97.org